Не было видно ни души, не слышно было ни малейшего шума.
Часы Дома Инвалидов пробили час.
Тогда Кадрусс уселся верхом на ограду и, подтянув к себе лестницу, перекинул ее через стену; затем принялся снова спускаться, или, вернее, стал съезжать по продольным брусьям с ловкостью, доказывающей, что это упражнение ему не внове.
Но, начав съезжать вниз, он не мог уже остановиться. Хоть он и увидел, уже на полпути, как из-за темного угла выскочил человек; хоть он и увидел, уже касаясь земли, как тот замахнулся на него рукой, но раньше, чем он успел принять оборонительное положение, эта рука с такой яростью ударила его в спину, что он выпустил лестницу с криком:
– Помогите!
Тут же он получил новый удар в бок и упал.
– Убивают! – закричал он.
Противник вцепился ему в волосы и нанес ему третий удар – в грудь.
На этот раз Кадрусс хотел снова крикнуть, но издал только стон, истекая кровью, тремя потоками струившейся из трех ран.
Убийца, увидев, что жертва больше не кричит, приподнял его голову за волосы; глаза Кадрусса были закрыты, рот перекошен. Убийца счел его мертвым, отпустил его голову и исчез.
Тогда Кадрусс, поняв, что он ушел, приподнялся на локте и из последних сил крикнул хриплым голосом:
– Убили! Я умираю! Помогите, господин аббат, помогите!
Этот жуткий крик прорезал ночную тьму. Открылась дверь потайной лестницы, затем калитка сада, и Али и его хозяин подбежали с фонарем.
Кадрусс все еще звал жалобным голосом:
– Господин аббат, помогите! Помогите!
– Что случилось? – спросил Монте-Кристо.
– Помогите! – повторил Кадрусс. – Меня убили.
– Мы идем, потерпите.
– Все кончено! Поздно! Вы пришли смотреть, как я умираю. Какие удары! Сколько крови!
И он потерял сознание.
Али и его хозяин подняли раненого и перенесли его в дом. Там Монте-Кристо велел Али раздеть его и увидел три страшные раны.
– Боже, – сказал он, – иногда твое мщение медлит; но тогда оно еще более грозным нисходит с неба.
Али посмотрел на своего господина, как бы спрашивая, что делать дальше.
– Отправляйся в предместье Сент-Оноре к господину де Вильфору, королевскому прокурору, и привези его сюда. По дороге разбуди привратника и пошли его за доктором.
Али повиновался и оставил мнимого аббата наедине с Кадруссом, все еще лежавшим без сознания.
Когда несчастный снова открыл глаза, граф, сидя в нескольких шагах от него, смотрел на него с выражением угрюмого сострадания и, казалось, беззвучно шептал молитву.
– Доктора, доктора, – простонал Кадрусс.
– За ним уже послали, – ответил аббат.
– Я знаю, это бесполезно, меня не спасти, но, может быть, он подкрепит мои силы, и я успею сделать заявление.
– О чем?
– О моем убийце.
– Так вы его знаете?
– Еще бы не знать! Это Бенедетто.
– Тот самый молодой корсиканец?
– Он самый.
– Ваш товарищ?
– Да. Он дал мне план графского дома, надеясь, должно быть, что я убью графа и он получит наследство или что граф меня убьет и тогда он от меня избавится. А потом он подстерег меня на улице и убил.
– Я послал сразу и за доктором, и за королевским прокурором.
– Он опоздает, – сказал Кадрусс, – я чувствую, что вся кровь из меня уходит.
– Постойте, – сказал Монте-Кристо.
Он вышел из комнаты и вернулся с флаконом в руках.
Глаза умирающего, страшные в своей неподвижности, во время его отсутствия ни на секунду не отрывались от двери, через которую, он чувствовал, должна была явиться помощь.
– Скорее, господин аббат, скорее! – сказал он. – Я сейчас потеряю сознание.
Монте-Кристо подошел к раненому и влил в его синие губы три капли жидкости из флакона.
Кадрусс глубоко вздохнул.
– Еще… еще… – сказал он. – Вы возвращаете мне жизнь.
– Еще две капли, и вы умрете, – ответил аббат.
– Что же никто не идет? Я хочу назвать убийцу!
– Хотите, я напишу за вас заявление? Вы его подпишете?
– Да… да… – сказал Кадрусс, и глаза его заблестели при мысли об этом посмертном мщении.
Монте-Кристо написал:
«Я умираю от руки убийцы, корсиканца Бенедетто, моего товарища по каторге в Тулоне, значившегося под № 59».
– Скорее, скорее! – сказал Кадрусс. – А то я не успею подписать.
Монте-Кристо подал Кадруссу перо, и тот, собрав все свои силы, подписал заявление и откинулся назад.
– Остальное вы расскажете сами, господин аббат, – сказал он. – Вы скажете, что он называет себя Андреа Кавальканти, что он живет в гостинице Принцев, что… боже мой, я умираю!
И Кадрусс снова лишился чувств. Аббат поднес к его лицу флакон, и раненый снова открыл глаза.
Жажда мщения не оставляла его, пока он лежал в обмороке.
– Вы все расскажете, правда, господин аббат?
– Все это, конечно, и еще многое другое.
– А что еще?
– Я скажу, что он, вероятно, дал вам план этого дома в надежде, что граф убьет вас. Я скажу, что он предупредил графа письмом; я скажу, что, так как граф был в отлучке, это письмо получил я и что я ждал вас.
– И его казнят, правда? – сказал Кадрусс. – Его казнят, вы обещаете? Я умираю с этой надеждой, так мне легче умереть.
– Я скажу, – продолжал граф, – что он явился следом за вами, что он все время вас подстерегал; что, увидав, как вы вылезли из окна, он забежал за угол и там спрятался.
– Так вы все это видели?
– Вспомни мои слова: «Если ты вернешься домой цел и невредим, я буду считать, что господь простил тебя, и я тоже тебя прощу».
– И вы не предупредили меня? – воскликнул Кадрусс, пытаясь приподняться на локте. – Вы знали, что он меня убьет, как только я выйду отсюда, и вы меня не предупредили?