«Ну что же? Счет верен?» – спросил ювелир.
«Да, – сказал Кадрусс, – принеси кошелек, Карконта, и отыщи какой-нибудь мешок».
Карконта подошла к шкафу и вернулась со старым кожаным бумажником; из него вынули несколько старых засаленных писем и на их место положили ассигнации: она принесла и мешок, где лежало два или три экю по шесть ливров – по-видимому, все состояние жалкой четы.
«Ну вот, – сказал Кадрусс, – хоть вы нас и ограбили, может быть, тысяч на десять франков, но не отужинаете ли вы с нами? Я предлагаю от души».
«Благодарю вас, – отвечал ювелир, – но, должно быть, уже поздно, и мне пора в Бокер, а то жена начнет беспокоиться. – Он посмотрел на часы. – Черт возьми! – воскликнул он. – Уже скоро девять, я раньше полуночи не попаду домой. Прощайте, друзья; если к вам еще когда-нибудь забредет такой аббат Бузони, вспомните обо мне».
«Через неделю вас уже не будет в Бокере, – сказал Кадрусс, – ведь ярмарка закрывается на будущей неделе».
«Да, но это ничего не значит, напишите мне в Париж: господину Жоаннесу, Пале-Рояль, галерея Пьер, номер сорок пять; я нарочно приеду, если надо будет».
Раздался удар грома, и молния сверкнула так ярко, что почти затмила свет лампы.
«Ого, – сказал Кадрусс, – как же вы пойдете в такую погоду?»
«Я не боюсь грозы», – сказал ювелир.
«А грабителей? – спросила Карконта. – Во время ярмарки на дорогах всегда пошаливают».
«Что касается грабителей, – сказал Жоаннес, – то у меня для них кое-что припасено».
И он вытащил из кармана пару маленьких пистолетов, заряженных до самой мушки.
«Вот, – сказал он, – собачки, которые и лают и кусают; это для первых двух, которые польстились бы на ваш алмаз, дядюшка Кадрусс».
Кадрусс с женой обменялись мрачным взглядом. Казалось, у них у обоих одновременно мелькнула какая-то ужасная мысль.
«В таком случае счастливого пути!» – сказал Кадрусс.
«Благодарю!» – отвечал ювелир.
Он взял свою трость, прислоненную к старому ларю, и вышел. В то время как он открывал дверь, в комнату ворвался такой сильный порыв ветра, что лампа едва не погасла.
«Ну и погодка, – сказал он, – а ведь мне идти два лье пешком!»
«Оставайтесь, – сказал Кадрусс, – переночуете здесь».
«Да, оставайтесь, – дрожащим голосом сказала Карконта, – мы позаботимся, чтобы вам было удобно».
«Никак нельзя. Мне необходимо вернуться к ночи в Бокер. Прощайте!»
Кадрусс медленно подошел к порогу.
«Ни зги не видно, – проговорил ювелир уже за дверью. – Куда мне повернуть, направо или налево?»
«Направо, – сказал Кадрусс, – с пути не собьетесь, дорога с обеих сторон обсажена деревьями».
«Вижу, вижу», – донесся издали слабый голос.
«Да закрой же дверь! – сказала Карконта. – Я не выношу открытых дверей, когда гремит гром».
«И когда в доме имеются деньги, верно?» – отвечал Кадрусс, дважды поворачивая ключ в замке.
Он подошел к шкафу, вновь достал мешок и бумажки, и оба принялись в третий раз пересчитывать свое золото и ассигнации.
Я никогда не видел такой алчности, какую выражали эти два лица, освещенные тусклой лампой. Особенно отвратительна была женщина; лихорадочная дрожь, которая всегда ее трясла, еще усилилась, и без того бледное лицо сделалось мертвенным, ввалившиеся глаза пылали.
«Для чего ты ему предлагал переночевать здесь?» – спросила она глухим голосом.
«Да… для того, чтобы избавить его от тяжелого пути в Бокер», – вздрогнув, ответил Кадрусс.
«Ах, вот что, – сказала женщина с непередаваемым выражением, – а я-то вообразила, что не для этого».
«Жена, жена! – воскликнул Кадрусс. – Откуда у тебя такие мысли, и почему ты не держишь их про себя?»
«Что ни говори, – сказала Карконта, помолчав, – а ты не мужчина».
«Это почему?» – спросил Кадрусс.
«Если бы ты был мужчина, он бы не ушел отсюда».
«Жена!»
«Или не дошел бы до Бокера».
«Жена!»
«Дорога заворачивает, и он не знает другой дороги, а вдоль канала есть тропинка, которая срезает путь».
«Жена, ты гневишь бога. Вот, слышишь?»
Всю комнату озарила голубоватая молния, одновременно раздался ужасающий удар грома, и медленно замирающие раскаты, казалось, неохотно удалялись от проклятого дома.
«Господи!» – сказала, крестясь, Карконта.
В ту же минуту, посреди жуткой тишины, которая обычно следует за ударом грома, послышался стук в дверь.
Кадрусс с женой вздрогнули и в ужасе переглянулись.
«Кто там?» – крикнул Кадрусс, вставая с места, и, сгребя в кучу золото и бумажки, разбросанные по столу, прикрыл их обеими руками.
«Это я!» – ответил чей-то голос.
«Кто вы?»
«Да я же! Ювелир Жоаннес!»
«Ну вот! А еще говорил, что я гневлю господа!.. – заявила с гнусной улыбкой Карконта. – Сам господь вернул его к нам».
Кадрусс, бледный и дрожащий, упал на стул.
Карконта, напротив, встала и твердыми шагами пошла отворять.
«Входите, дорогой господин Жоаннес», – сказала она.
«Право, – сказал ювелир, весь мокрый от дождя, – можно подумать, что сам черт мешает мне вернуться сегодня в Бокер. Из двух зол надо выбирать меньшее, господин Кадрусс: вы предложили мне гостеприимство, я принимаю его и возвращаюсь к вам ночевать».
Кадрусс пробормотал что-то, отирая пот со лба.
Карконта, впустив ювелира, дважды повернула ключ в замке.
Ювелир, войдя, окинул комнату испытующим взглядом, но там не было ничего, что могло бы вызвать в нем подозрения или же укрепить их.
Кадрусс все еще прикрывал обеими руками бумажки и золото. Карконта улыбалась гостю насколько могла приветливее.
«Ага, – сказал ювелир, – вы, по-видимому, все еще боялись, не просчитались ли, если после моего ухода опять стали пересчитывать свое богатство?»